Андрей Мохоля: Русская эмиграция в Польше и Чехословакии, Электронная библиотека В. Набокова, Русская культура, Russia Abroad, A.R. Mochola: Nabokov Library, Russian Emigration in Poland and Czechoslovakia, Russian Culture and Literature, Catalogue, Photoarchive, etc.

russia.abroad.1917-1945 

 

 

Фотоархив | Библиотека | Acta Rossica | Энциклопедия Зарубежной России | Форум 

В.С. Собкин - Педагогика в эмиграции.

[prev. in:] Дети эмиграции, сборник статей под редакцией проф. В.В. Зеньковского, Прага 1925.


Казалось бы, о трагедии гражданской войны в России мы знаем сегодня почти все и нас трудно чем-либо удивить. Обилие исторических документов, мемуаров, произведений искусства, как нам порой кажется, практически “исчерпало тему”, и мы можем наконец составить “объективную” картину произошедших событий. Снятие идеологической цензуры позволило не только услышать свидетельства тех, кто пел: “Смело мы в бой пойдем за власть Советов”, но и различить в том же мотиве иной голос, иные слова: “Смело мы в бой пойдем за Русь святую”. Но дело не только в реконструкции “объективной” картины тех событий. По мере их удаления в прошлое нас, как это ни парадоксально на первый взгляд, привлекает в этих событиях не столько их “историческое значение”, сколько их человеческий смысл. Именно это и обеспечивает их понимание. И здесь принципиальной оказывается категория переживания.

В этом отношении материал книги уникален и мы действительно - читатель согласится со мной - открываем для себя совершенно новые страницы. Уникален, поскольку это фиксация, документирование и переживание событий гражданского раскола с позиции ребенка. И этот угол зрения, эта точка отсчета принципиальна. Без претензии на “художественность” глаз ребенка особым образом фиксирует такие детали, которые и есть “правда жизни”:

Сидели мы недолго, пришел солдат и нас куда-то повели. На вопрос, что с нами сделают, он, гладя меня по голове, отвечал: “расстреляют”.

Вот эту деталь - гладя меня по голове-придумать невозможно; в искусстве это уже было бы на уровне гениальности. Но вся суть в том, что эти детские сочинения не “искусство”, и отсюда особая правда жизни, особое переживание той действительности, тех событий. Подобных примеров на страницах этой книги множество, и читатель, я в этом уверен, не раз испытал боль, страдание и горечь, погружаясь в те далекие события, описанные детьми. Эта проекция гражданского раскола в детский мир, этот животный оскал на человеческом лице, увиденный ребенком, не может оставить равнодушным. И это, может быть, наибольший урок нам, вступающим в третье тысячелетие. Урок, данный нам, взрослым, - детьми.

Детьми... Но ведь, по сути, это наша трагедия, трагедия наших прадедов и дедов, бабушек и прабабушек. Только описанная теми, кто был “по другую сторону”. Но и те, “кто по эту”, видели то же, теми же детскими глазами впитывали в себя все это. Поэтому это все - наше и про нас. Более того, переживается это как свое, и в этом особое значение этой книги.

Приведенные в книге фрагменты детских сочинений - это тот живой материал, на который в первую очередь обращаешь внимание при ее чтении. Но помимо фрагментов детских сочинений в книге есть и другой смысловой слой, который связан с социологическим и психолого-педагогическим анализом проблем детства тех, кто пережил революцию и оказался в изгнании. На мой взгляд, эту вторую авторскую позицию-тексты ученых и педагогов, представивших свои статьи в сборник, - мы тоже не можем оставить без внимания. Признаюсь, для меня лично эта позиция при первом чтении не была главной, поскольку эмоционально я реагировал (думаю, как и большинство читателей) в основном на детские высказывания и был погружен именно в их чтение. Но затем, по мере углубления в материал, все больше начинаешь обращать внимание на профессиональную сторону дела. И здесь несколько моментов я хотел бы отметить.

Во-первых, это историко-культурная ориентация при анализе проблематики детства. В своем предисловии к данному сборнику проф. В.В. Зеньковский отмечает, что детские сочинения о революции содержат в себе богатейшие данные для педагога и для психолога, для историка и социолога. “Собрать этот материал в возможно большем объеме и сохранить его для будущего - такова была задача, которую себе поставило Педагогическое Бюро”. Эта установка принципиально отличает авторов сборника от педагогических ориентации их коллег, работающих в это время в России. Отличие здесь в разном отношении к настоящему. Для педагогов и психологов в Советской России, идеологически сориентированных на создание нового человека, момент настоящего не играет особой роли - их интересует сам проект. Поэтому конкретика настоящего, непосредственные смысловые переживания ребенка не столь и важны (они порой не те и не очень-то подходят для идеологически заданного проекта - это скорее “помехи”). Более того, живая детская речь, часто неподконтрольная идеологической цензуре, просто опасна для самого исследователя. В силу этого в работах 20-х годов мы за редким исключением практически не услышим реальный голос ребенка, его размышлений о жизни. У авторов сборника подход иной: для них настоящее самоценно, поскольку они не ограничены проектировочными шорами. Будущее прорастает из настоящего и поэтому настоящее необходимо сохранить и отфиксировать по возможности полно.

Во-вторых, обращает на себя внимание различие в языке описания. И дело здесь не в культуре речи педагога-исследователя, хотя и это явно бросается в глаза. Если мы обратимся к отечественным педологическим исследованиям 20-х годов, то поразимся не столько тем, как быстро новояз стал основой педагогической речи, сколько резким изменением самой парадигмы педагогического мышления. Распространенная для того времени терминология - “детская масса”, “детский материал” и т.п. - отражает технократический, объектный подход к ребенку. Авторы же сборника смотрят на детей иначе, пытаясь сохранить традицию субъектного подхода: “Многие дни и ночи, недели и месяцы, которые я провел за чтением этих тысяч биографий, заставили сжиться с ними, сроднили с их авторами”. Причем эта субъектная позиция обнаруживается даже в обсуждении казалось бы формального вопроса о методике исследования: “Раны, нанесенные детской душе всеми событиями последних лет, так глубоки, так свежи, что прямое прикосновение к ним совершенно недопустимо”.

В-третьих, следует отдать должное уровню профессионализма, на котором выполнены исследования. Это касается и организационной стороны дела (проведение масштабного сбора материала в разных странах), и культуры систематизации материала. Уже сам по себе тематический анализ подобного объема детских сочинений, совмещающий социологический и психологический ракурс рассмотрения (Н. Цуриков), является в профессиональном отношении уникальным для того времени. Особое место в сборнике занимает статья В.В. Зеньковского, имеющая, на мой взгляд, важное общепсихологическое значение. Отмечу лишь некоторые моменты. Так, одним из феноменов подросткового возраста, на который обращал внимание Л.С. Выготский, является момент “изживания детства”. В. Зеньковский делает акцент на другом аспекте: “на не изжитом детстве” у детей, попавших в ситуацию социального катаклизма. Думаю, что для сегодняшних социальных реалий в России эта идея весьма актуальна. Крайне интересен его анализ четырех типов отношения к травматическому опыту и факторов, вызывающих особый тип переживаний во время социального перелома. По тонкости и глубине психологического анализа травматических переживаний ребенка во время социальных катастроф эта работа может быть отнесена к классическим психологическим исследованиям.

И, наконец, в-четвертых. На мой взгляд совершенно особое значение сегодня имеет статья Кн. П. Долгорукова о чувстве родины у детей. Эта статья, посвященная психолого-педагогическим проблемам воспитания чувства родины у детей, оказавшихся в вынужденной эмиграции после гражданской войны, удивительно перекликается с теми проблемами, которые стоят перед образованием русскоязычного населения стран СНГ и Балтии.

Со времени издания книги за рубежом прошло 75 лет и только теперь она стала доступна широкому кругу читателей в России. Авторы сборника выполнили свою задачу, они “сохранили материал для будущего”. Теперь уже задача стоит перед нами: понять послание.


 

top

 

 

 

 

 

 


Rambler's Top100 copyright © 2001 by mochola, last updated 24.5.Y2K+2, best with IE5.5 1024x768px, 18 sec over 56.6 bps