Сергій Ткачов - Государство и эмигранты

Исследование находится в стадии сбора и систематизации материала, поэтому в изложениии возможна непоследовательность и хронологические бреши. Материал собран в государственных архивах Львова, Луцка, Ровно, Тернополя и AAN w Warszawie.

19 августа 1921 г. к дому Министерства внутренних дел в Варшаве спешили корреспонденты газет. Министр Рачкевич устраивал пресс-конференцию по проблемам регулирования притока беженцев из Советской России. С докладом выступил директор департамента Урбанович. Вниманию присутствующих была дана информация об эффективности принятых мер относительно овладения миграционной ситуацией в стране.

Первая незначительная волна беженцев из России наблюдалась в 1919 году и регулировать ее было сложно по известным внутренним и внешнеполитическим причинам. Новая волна нахлынула после подписания Рижского договора. Министерство выдало известный циркуляр относительно тех, кто прибыл в страну после 12 октября 1920 года. Результаты его выполнения были незначительными: по всей стране зарегистрировалось только 20 тысяч беженцев из России, в том числе 7 тысяч польских репатриантов. Кампания регистрации закончилась до 1 июля, когда была закрыта польско-советская граница. Дальнейшее пересечение границы позволялось только польским репатриантам по специальным документам, все другие, кто не имел таких документов, подлежали безусловной депортации из страны. Это распространялось и на тех беженцев, которые добровольно не зарегистрировались на протяжении с 12 октября 1920 до 1 июля 1921 года.

Отдельную проблему составили беженцы-евреи, которые бежали на территорию Польши от деникинских, буденовских и петлюровских погромов. Правительство страны разрешило деятельность нескольким комитетам, которые должны были оказывать содействие дальнейшему выезду евреев из Польши в иные страны. Эмиграция евреев в Канаду и Аргентину, как указывал Урбанович, идет беспрепятственно, а правительство США за четыре месяца текущего года выдало только 17 470 шифкарт для взрослых и 1 999 для несовершеннолетних еврейских беженцев[1].

Таким образом, августовская пресс-конференция министра Рачкевича стала первым публичным отчетом состоятельности его ведомства выполнять не только функции охранника правопорядка в стране, но и службы, которая взяла на себя часть функций, связанных с вопросами внешней политики.

В функции Министерства внутренних дел вошла подготовка для воевод и ряда центральных министерств ежеквартальных отчетов о жизни национальных меньшинств в Польши. Начало активизации россиян, которая зафиксирована в этих отчетах, приходится на апрель-август 1926 г. Как отмечали спецслужбы, россияне еще до недавнего времени абсолютно пассивно относились к проблемам организации в своей среде самостоятельной политической деятельности. С весны 1926 г. они стали предъявлять требования признания их национальным меньшинством и в связи из этим формулировать требования к правительству относительно начального и среднего образования для российских детей, статуса русского языка в общественной жизни наравне из иными славянскими языками государства (имелись ввиду белорусский и украинский). Основные усилия в организации политической жизни россиян прилагал посол Николай Серебрянников, председатель и творец Российского Народного Объединения (Р.Н.О.). Эта организация начала действовать с апреля 1926 г., имела характер общенациональный, в уставе не было отображено программы ни одной партии. Целью Р.Н.О. было охрана прав и интересов россиян в Польши во всех сферах жизни. Ибо для россиян у властей было специфическое, унизительное определение „иностранцы с не установленной государственной принадлежностью, которые проживают на основе карт временного пребывания и нансеновских паспортов”.

Местами оплота в организационных попытках Серебрянникова стали прежде всего Волынь и Полесье.

Уже в 1928 г. полиция в своих отчетах о жизни национальных меньшинств страны сообщала, что главным моментом в деятельности россиян является спор между представителями российской эмиграции, русским национальным меньшинством и руководством Р.Н.О., каждый из которых считал себя едиными выразителем интересов россиян в Польши. Раскол усилился после проведения обыска в книжном магазине „Rossica”, который принадлежал Серебрянникову. Результаты обыска подтвердили обвинения, которые ранее выдвигались бывшему послу, в контактах с торговым представительством СССР в Польше. Но настоящим поводом для репрессий властей против Серебрянникова было его выступление на конгрессе в Женеве. Официальные власти к оглашенным результатам обыска прибавили и сообщение, о том, что ко времени проведения Женевского конгресса Серебрянников уже не был членом Верховного Совета Р.Н.О. и таким образом не был уполномочен на выступление, где прозвучала критика в адрес Польши. Это подтверждает предположение того, что обыск был организован полицией специально для дискредитации Серебрянникова. Но даже после этот авторитет бывшего посла не ослаб в среде приверженцев российской идеи. В особенности в Галиции. Об этом свидетельствует хотя бы его переписка с галичанами, которая хранится в фонде редакции львовской газеты „Русский голос”. Она касается организации предвыборной тактики в 1930 г. На выборах 1928 и 1930 гг. россияне и русофилы шли единым списком. В 1930 г. их блок получил 80 тысяч голосов в трех юго-восточных воеводствах.

Ситуация россиян и украинцев, которые проживали в Польши, усложнилась с началом мирового экономического кризиса. В стране стремительно возрастала безработица. Направлением государственной политики стала трудовая иммиграция. В межвоенный период среди так званых эмиграционных стран, поставщиков рабочей силы на мировой рынок, Польша занимала первое место. Без учета нелегальной миграции, которую не охватывала официальная статистика, с 1919 до 1939 г. страну оставило 2. 044. тис. человек, а возвратились 1. 031 тысяча[2]. Польские власти чинили препятствия возвращению в страну представителей национальных меньшинств. Например, Александр Васильев воевал в составе армии генерала Булак-Балаховича. После войны был интернированный в лагере, получил политическое убежище и нансеновский паспорт. В 1930 г. с помощью делегации комиссариата Лиги Наций по делам беженцев получил работу в Франции. К этому времени Васильев уже был в браке с полькой, в семьи подрастало трое детей. Муж регулярно высылал семье заработанные во Франции деньги. Но с нарастанием экономического кризиса французы начали увольнять с работы эмигрантов. Васильев потерял работу, кроме того французские власти не дали ему avis favorable. Таким образом он не мог возвратиться в Польшу[3]. Этим делом занялся Российский попечительный комитет, который одолевал сопротивление польских чиновников относительно возвращения в страну неполяков.

Кроме экономических причин эмиграции/иммиграции прибавлялся демографический фактор. Прирост населения в Польши был одним из самых больших в Европе и составлял 15% в год. За двадцать лет население страны увеличилось на 7,7 млн. человек. Излишек сельского населения не мог быть поглощен городами, где даже после экономического оживления 1938 г. насчитывалось 450 тыс. безработных. В такой ситуации правительства Польши, что сменяли друг друга по политическими мотивами, были единодушны в протежировании явления иммиграции. А что касается представителей национальных меньшинств, которые оказались в новых границах государства, то это явление даже поощрялось государством как один из способов решения сложных межэтнических проблем.

[1] Свобода, 1921. — №198 от 20 августа.

[2] Janowska H. Polska emigracja zarobkowa we Francji (1919-1939). — Warszawa, 1964. — S.13.

[3] AAN. MSW. — Sygn.1910. — S.114.