Прот. Вл. Цыпин - Православная Церковь в Польше между первой и второй мировой войной [4]

Протоиерей Владислав Цыпин (МДАиС, Москва): Православная Церковь в Польше между первой и второй мировой войной [prev. in:] http://www.pstbi.ccas.ru/institut/book/1997/vc.htm

В 1923 г. в Подлясье местный католический епископ латинского обряда Генрих Гжеждзецкий испросил у Римской курии дозволение вести униатскую пропаганду среди православных на территории своей епархии и включать вновь образуемые католические приходы восточного обряда в свою юрисдикцию. Аналогичные полномочия в 1925 г. получили католические епископы Волыни, Луцка и Полесья. Новообразованные общины и назывались иначе, чем униатские приходы Галиции - это были парафии католического костела (приходы Католической церкви восточно-славянского образца). Никаких попыток украинизации в этих парафиях не допускалось. Богослужение совершалось в них на церковнославянском языке, но с некоторыми отличиями от принятого в Галиции устава. Костел и польские власти надеялись, что эти приходы будут быстро полонизироваться. В восточные воеводства Польши с миссионерскими целями направлялись монахи-редемптористы и иезуиты. Кадры униатских миссионеров готовили в Восточном институте в Люблине и в духовной семинарии в Дубне на Волыни. Студентами этих школ становились униаты-галичане, перешедшие в унию выходцы из православной среды, а также католики латинского обряда. Главным центром униатской пропаганды в Речи Посполитой стал униатский монастырь, основанный специально с миссионерской целью в Альбертине в имении графа Пусловского около Слонима в 1924 году. Организаторами и руководителями этого центра были иезуиты, вначале француз Филипп де Ронни, после его отъезда ксендз А. Неманцевич белорусского происхождение. Трудности, с которыми столкнулась униатская миссия, побуждали Рим ко все более широкой опоре на местный язык: на Волыни - украинский, и даже на украинофильские настроения. В 1931 г. Рим, вопреки желанию польского правительства, назначил в Дубну апостолическим визитатором униатских общин восточного обряда на Волыни епископа Чарнецкого, украинского происхождения, правда, не уроженца Галиции. Чарнецкий основал в Дубне семинарию, в которой процветало украинофильство, так что благодаря энергичной поддержке из Рима миссия продолжала действовать в восточных воеводствах Польши и за пределами Белоруссии, но с начала 30-х годов она встречала все большее недовольство со стороны польских властей и влиятельных политических кругов, в согласии с которыми была и большая часть католического духовенства Польши.

Каковы были результаты массивной прозелитической пропаганды унии в Белоруссии и на Волыни? Они оказались несоизмеримыми с затраченными усилиями и с возлагавшимися на униатство надеждами. Согласно польским статистическим данным за 1931 г., за пределами 4 галицких воеводств в Польше проживало 27 тысяч униатов; через год, как явствует из материалов Пинской униатской конференции 1932 г., число униатов за пределами Галиции сократилось до 24 тысяч. В это время униатский клир насчитывал 46 священников и 4 диакона. Данные по регионам примерно такие; на Волыни в 1931 г. было 11.000 униатов, в Люблинском воеводстве - 3000. В 1935 г. в Виленском воеводстве было 4 униатских прихода, 7 священников и около 3000 прихожан; в Подлясье - 9 священников и около З200 прихожан; в Альбертине - 58 миссионеров и около 300 прихожан из окрестных деревень. Какую-то часть униатов составляли, несомненно, простые переселенцы из Галиции. Таким образом, униатская затея, предпринятая с таким размахом, с такими грандиозными целями впервые после Бреста, на этот раз решительно провалилась. Православный народ Западной Руси сохранил преданность вере отцов - святому Православию.

Разочаровавшись в униатской миссии и отказавшись от нее, польские националисты, формулировавшие восточную политику правительства, предпочли иные пути: привлечение православных в католичество латинского обряда либо полонизацию православных общин. 31 июля 1924 г. в Польше был принят закон, допускавший употребление в школьном преподавании восточных воеводств двух языков - польского и русского. Преподавание православным детям Закона Божия в 20-е годы, за исключением отдельных школ на Волыни, где употреблялся украинский язык, велось на русском языке. Поскольку, однако, в преподавании других предметов в школах все большее распространение получал польский язык, знание русского языка среди детей белорусов и украинцев падало. И вот 11 мая 1927 года министр культов издал рескрипт, в котором предписывалось преподавать Закон Божий на родном языке. На основании этого рескрипта власти стали настаивать на перемене языка обучения в некоторых местностях: в Гродно по требованию школьного инспектора Закон Божий стал преподаваться православным детям на польском языке. По инициативе члена Верховного совета "Русского народного объединения" (РНО) в Польше А. В. Наумюка 600 человек выразили на родительском собрании протест против акта языкового насилия; но протест этот последствий но возымел - им грубо пренебрегли.

В 1936 г. митрополия согласилась на требование министерства исповеданий в дни государственных праздников совершать богослужения на польском языке. Митрополит Дионисий сам совершил молебен в митрополичьем соборе 11 ноября на польском языке. По приходам разосланы были переводы панихиды и молебна на польский язык. Между тем, переводы были из рук вон плохи; ряд литургических выражений переведен был неточно, с грубыми богословско значимыми нарушениями смысла. Например, "диавола упразднил" переведено "zniszczył szatana", то есть "сатану уничтожил"; "в землю мя обратил", то есть "обратил в прах" переведено как "na ziemię mie wrócił" - "на землю меня вернул". Любопытно, что опыт перевода богослужебных текстов на польский язык негативно оценил и один католический польский автор Мацкевич [S. Cat-Mackiewicz],  редактор газеты "Słowo". Он писал в статье "Kyrie eleison", что переводы творений Кирилла и Мефодия на современный польский язык "с точки зрения культурной и духовной есть чудовищный, отвратительный вандализм" [1] . В другой статье тот же автор писал: "Слыхал я, что польский солдат должен молиться на польском языке. Иосиф Пилсудский был тоже польским солдатом, но молился по-латыни. Православный крестьянин почему-то должен молиться по-польски, тогда как католики-униаты молятся на церковнославянском языке. Господа бюрократы вообразили, что это лучший способ поднятия в православном крестьянине польского патриотизма!" [2] .

Особенно энергично польский язык внедрялся в пасторское окормление православных солдат Польской армии. В мае 1935 г. митрополит Дионисий разрешил военному духовенству в тех случаях, когда этого желает паства, проповедовать на польском языке. Разрешение превратилось скоро в предписание, причем насчет желаний польских солдат решали их командиры католического вероисповедания. Православное военное духовенство Варшавского и Люблинского гарнизона стало вводить польский язык и в богослужение. А Люблинский воевода воспользовался этим почином, чтобы через поветовых старост потребовать того же самого и от православного духовенства воеводства. По указу митрополита Варшавского с 19З5 г. в православных храмах введено было пение в дни государственных праздников национального гимна Польши, естественно, на польском языке. В 1933 г. в белорусских церквах проповедь на русском языке оказалась под запретом. Священники часто не знали польского языка и вовсе прекратили проповедовать. Младшее поколение духовенства было уже в достаточной мере воспитано в польском духе; но простой православный народ национальности своей не поменял, по-польски понимал плохо; тем самым вообще подрывалось влияние Церкви на народ, и он внимательно вслушивался в закордонную большевистскую пропаганду.

Незначительная часть православных в Польше, главным образом, живших на территориях со смешанным польско-русским населением, поддерживало полонизацию Церкви. В 1935 г. в Белостоке было образовано "Коло православных поляков имени маршала Пилсудского". Во главе движения стал Савицкий. Разумеется, это Коло пользовалось поддержкой со стороны правительства. По официальным статистическим данным, в Польше насчитывалось 588.068 поляков православного вероисповедания. По большей части это были люди смешанного, либо чисто русского происхождения, предки которых однако в нескольких поколениях были католиками и людьми польской культуры, потом вернувшимися в лоно Православия. Были среди так называемых православных поляков и русские, без всякого католического наследства, но полонизированные за годы существование возрожденной Польши. Употребление русского языка или местного, т. е. белорусского наречия, по официальной терминологии, принятой в Польше, в проповеди и церковнославянского за богослужением, власти квалифицировали как злокозненные усилия, направленные на денационализацию православных поляков - цинизм, заставляющий вспомнить слова из знаменитой крыловской басни: "Как смеешь ты, наглец, нечистым рылом здесь чистое мутить питье мое с песком и с илом". С "Коло православных полякув [Koło prawosławnych Polaków]" тесно сотрудничал основанный в Гродно Научно-издательский православный институт, который в своих публикациях пользовался польским языком.

Усилия полонизаторов встречали отпор со стороны более сознательной и энергичной части православного духовенства; но иерархия считала себе вынужденной отвечать на протесты прещениями. Так гродненский благочинный Захайдаковский, выступивший против полонизации Православной Церкви, переведен был в глухой сельский приход на Волынь. В прощальной проповеди перед отъездом на Волынь он сравнивал епископа Гродненского Савву с Иудой Искариотом. 2 февраля 1937 г. в газете "Новая искра" напечатано было обращение "В Священный Синод Православной Церкви в Польше": "Мы, нижеподписавшиеся жители деревень: Коптевка, Полоткова, Горница, Кориневичи, Колпаки, Соломянка, Гривка, настоящим обращаемся в Синод с протестом против посягательств на церковнославянский язык в нашей Святой Православной Церкви и замены его языком польским". Под этим обращением стоят 842 подписи [3] . Народ свое возмущение выражал порой в крайне острых формах: так однажды в 1938 г. в Гродно разгневанные жители сорвали с епископа Саввы архиерейское облачение. Но самое серьезное противодействие полонизаторам оказывали русские политические круги в Польше, в основном, "Русское народное объединение". 6-7 декабря 1936 г. съезд "Русского народного объединения" настаивал, в частности, на сохранении церковнославянского языка в богослужении и русского - в проповеди, обучении Закону Божию и в церковном делопроизводстве. Между 1938-39 гг. в официальном делопроизводстве Православная Церковь в Польше перешла на польский язык.

Языковая сумятица вносилась в жизнь Польской Православной Церкви локальными опытами ее украинизации. Правда, проводилась она не столько под давлением сверху, сколько усилиями политизированных церковных деятелей Волыни, отчасти пользовавшихся поддержкой со стороны униатов Галиции. В 20-е годы украинизация Православной Церкви на Волыни, но отнюдь не на Холмщине, встречала благожелательное понимание со стороны маршала Пилсудского. По обе стороны советско-польской границы развивались тогда процессы, которые спроектированы были еще до I мировой войны в генеральном штабе Австро-Венгерской империи.

В самом начале 20-х годов, когда Волынскую епархию возглавлял будущий митрополит Дионисий, польскими властями легализована была политическая организация "Украинское Волынское объединение", но на Холмщине попытки образовать украинскую партию были тогда же немедленно пресечены. В своей программе Украинское объединение, в частности, потребовало, чтобы богослужение для украинского народа совершалось на понятном ему (имелось в виду - не на церковнославянском) языке, хотя в действительности церковнославянский язык, конечно, понятен украинцам не менее, чем великороссам. В Луцке начал выходить еженедельник "Украiнська нива", в котором печатались статьи, враждебные России и русскому народу. Поначалу, правда, дело не дошло до богослужения на украинском языке, чего не было даже в униатских приходах, но идя навстречу украинофилам, Священный Синод 14 декабря 1922 г. постановил совершать богослужение в православных епархиях с украинским, белорусским или польским населением на церковнославянском языке с произношением, которое характерно для соответствующей местности, с так называемой "вымовой"; разрешалась также, если прихожане этого желают, проповедь на местном языке. Против украинизации Православной Церкви выступали тогда местные пастыри и церковные деятели из мирян. Настоятель митрополичьего собора протопресвитер Терентий Теодорович в 1926 г. писал в газете "За свободу": "Большое и губительное для внутреннего строительства Церкви зло, когда ее интересы сплетаются воедино с интересами мирской политики... Не религиозный подъем, не церковные настоятельные нужды лежат в основе украинизации Церкви, а чисто мирской национальный интерес... Украинизация богослужения грозит разделениями в Церкви, большими распрями, что подтверждается не только церковным бесчинием в Америке, но и у нас" [4].

1. Słowo. [Варшава]. 1936. 14 сентября.

2. Słowo. 1936. No 307.

3. Попов А. Op. cit. С. 77.

4. Ibid. c. 54-55.

|

Русская эмиграция в Польше и Чехословакии (1917-1945) | Фотоархив | Балтийский Архив | К заглавной