|
Г.
Ванечкова - Марина Ивановна
Цветаева - значительная русская
поэтесса начала 20-го века.
[prev.
in:] Marina
Cvetajevová a Praha. Ed.: T. Korjakinová, M. Nedvědová,
G. Vaněčková. Praha, Euroslavica 1992, c.
22-35.
Одной
из первых реакций поэта-Цветаевой
после приезда в Прагу была реакция
на образ жизни чешского
пролетариата, заводских окраин
района Либень. Наблюдая за сотнями
рабочих по гудку начинающих и
кончающих свой тяжелый трудовой
день, она пишет:
Какая
на смерть осужденность
В той жалобе последних труб!
Как в
вашу бархатную сытость
Вгрызается их жалкий вой!
К
отчаянью трубы заводской
Прислушайтесь - ибо зовет
Завод.
И никакой посредник
Уж не послужит вам тогда,
Когда над городом последним
Взревет последняя труба.
Заводские,
23. сент. 1922 г.
Труба
в стихах Цветаевой зовет к
справедливости, не может не звать,
ведь у поэта „Два на миру..., врага, /
Два близнеца - неразрывно-слитых: /
Голод голодных - и сытость сытых!” (Если
Душа родилась крылатой).
„Голос
шахт,... голос сирых ..., безголосых ...
голос маленьких швеек,... голос,
бьющихся в прахе,.. .(Гордецов без
рубахи голос - свой узнаю!)” - пишет
в следующем стихотворении из цикла
Заводские Марина Цветаева в ответ
на образ жизни фабричного района
города.
К теме
обездоленной, неустроенности быта
поэт вернется в своих
произведениях не однажды, и не раз
прямо или косвенно заводские
окраины появятся в образах ее
стихов.
Темы
города постепенно становятся
темами ее произведений, но
преображенные мастерством, силой и
необычностью ее поэзии, они
возвращаются в его лоно в новом
естестве, и восприятие некоторых
городских реалий без печати ее
дыхания становится невозможным.
Вот
уже много лет у Цветаевского
рыцаря на Карловом мосту назначают
встречи цветаеведы - маринисты,
отсюда начинают путь по
цветаевским местам многочисленные
туристы, в надежде восстановить
места, связанные с пребыванием и
творчеством любимого поэта.
Карлов
мост - любимый. Здесь над Влтавой, „обнимающей
руками острова”, подолгу стояла М.
Цветаева, наблюдая медленное
течение „летейских” вод.
Она
любила острова Влтавы, хотела бы
поселиться на одном из них, а на
острове Штванице в дешевом
родильном доме должен был родиться
сын, (который на пятнадцать дней
раньше родился в долине Вшенор).
„Вчера
была с Катей в лечебнице, где буду
лежать,” - пишет Цветаева О.
Черновой, - „На острове, это меня
утешает. Прелестный овальный
островок... - там бы не лежать, а жить,
не рожать, а любить! Однажды в
ожидании цирка мы там гуляли [См.
примеч. 9, с. 121.].
Всем
известно стихотворение М.
Цветаевой о Брунцвике, „страже над
плеском века”, рыцаре, „стерегущем
реку”, „караульном на пути разлук.”
Свидетельства о нем мы находим и в
письмах Цветаевой к друзьям:
„У
меня есть друг в Праге” - пишет она
27 сентября 1923 г. – „каменный
рыцарь, очень похожий на меня лицом.
Он стоит на мосту и стережет реку:
клятвы, кольца, волны, тела” [См.
примеч. 7.].
„Если
у меня есть ангел-хранитель, то с
его лицом, его львом, его мечом” [См.
примеч. 10, с. 55.].
„Очень
хотелось бы узнать происхождение:
приблизительное время и символ -
того пражского рыцаря на - вернее -
под Карловым мостом - мальчика,
сторожащего реку. Для меня он -
символ верности (себе! не другим). И
до страсти хотелось бы изображение
его ... - гравюру на память...” [Там же,
с. 33.] - пишет М. Цветаева, задумав
написать повесть или роман о нем, к
сожалению, не осуществив своего
желания.
Стоя
на Карловом мосту, мы видим кроны
деревьев, огромные ветви, повисшие
над рекой, деревья, переросшие дома,
сады, тянущиеся от Влтавы к
Бельведеру, Пражскому Граду и
садам Петрина.
„Семирамидины
сады Висячие - так вот вы!”
Поэма
Конца
Гуляя
по Праге, Цветаева увидела
посаженных в Олений ров медведей и
перекрестила его в Медвежий ров,
так называет его ее лирическая
героиня в Поэме Конца, так называют
его читатели Марины Цветаевой.
А над
"Медвежьим" рвом белеют башни
св. Иржи. Это о них в одном из писем
писала:
"Вспоминаю
в Праге в Градчанах церковь,
которую я окрестила Святой Георгий
под снегом - потому что камень, из
которого она построена - мерцающий,
снежный - даже летом” [Там же, с. 176.].
„Храм
- это дом души ...
Но
больше всего я люблю пустые храмы,
днем ... безголосые храмы, где душа
одна ликует,” - пишет поэт,
вспоминая пражские костелы.
Гора
Петрин, на южном склоне которого
жила М. Цветаева, воспет ею в двух
поэмах и в нескольких стихах.
Та
гора была как грудь
Рекрута, снарядом сваленного.
Та гора хотела губ
Девственных,
обряда свадебного
Требовала та гора.
Та
гора была - миры!
Бог за мир взымает дорого!
Горе
началось с горы.
Та гора была над городом...
читаем
мы в одной из лучших в мире поэм о
любви, Поэме Горы.
С
Карлова моста через Мостецкую и
Лазенскую, пройдя около
Мальтийского храма, выйдем к
зданию старой почты. Над почтой
было кафе, из окон которого - на
фоне неба ясно вырисовывается
крест духовно-рыцарского ордена
крестоносцев, похожий на звезду.
Можно
предположить, что лирическая
героиня Поэмы Конца, сидя за
столиком кафе со своим любимым,
видит:
Серебряной
зазубриной
В окне - звезда мальтийская!
А в
том же здании, где почта и кафе, был
в 20-х годах отель на час. Вероятно,
он-то и явился причиной следующей
цитаты:
Вы
думаете, любовь -
Беседовать через столик ?
Часочек
- и по домам?
Как те господа и дамы ?
С этой
площади путь расставания с героем
идет через Кампу, по набережной. „Воды
стальная полоса мертвецкого
оттенка” - вероятно, полоса Влтавы,
отделенная стеной для прохода
судов.
А шум
воды на небольших плотинах Влтавы
напоминает плач:
И -
набережная. Последняя.
Все.
Порознь и без руки,
Бредем. Со стороны реки -
Плач.
Путь вдоль набережной прерван.
Об
этом в поэме сказано:
Я
таких не знаю набережных
Кончающихся. - Мост...
Зная о
нескольких местах в Праге, где „набережная
кончается”, можно предположить,
что Цветаева имеет в виду именно
тупик набережной у моста Легионов,
так как после этого описывает мост,
где платят мостовые, их же в Праге в
то время платили только здесь, на
единственном мосту через Влтаву.
Если
верить тому, что описанное выше
кафе было местом встречи героев
Поэмы Конца, то для того, чтобы
попасть на Петрин - гору, описанную
в поэме, не нужно было переходить
мост. Остается думать, что поэту
необходимо было „связующее и
разъединяющее начало моста ...
Через Лету ...”, что мост - как образ,
„делящий два мира. Тот берег –
жизни”, [Цветаева, М.И.: Избранные
произведения. Москва-Ленинград,
Советский писатель 1965, с. 768.] должен
был в поэме быть. В тетради М.
Цветаевой есть запись: „Теперь -
Поэму Расставания.” И тут же план:
„1. Встреча у фонаря. 2. Кафе. Окно в
пустоту. 3. Путь набережной... Мост (в
бесконечность). 4. Последние улицы.
5. Другой фонарь. 6. Гора (изгородь). 7.
Последний жест.” [Там же.].
Поднимаясь
вслед за героями поэмы на гору,
проходя возле деревьев Петрина, мы
можем быть уверены, что и они были
негласными свидетелями их встреч и
вдохновляли поэта, написавшего
цикл Деревья (с посвящением
чешскому другу А. Тестовой).
Смиховская
фабричная окраина подсказывает
поэту начало девятой песни:
Корпусами
фабричными, зычными
И отзывчивыми на зов...
Сокровенную, подъязычную
Тайну жен от мужей, и вдов
От друзей - тебе...
А
тротуары Праги, вымощенные черным
и белым известняком, рождают
строки поэмы: „... По сим тротуарам
в шашку / Прямая дорога в ров / И в
кровь." „Ведь шахматные же пешки!
/ И кто-то играет в нас. / Кто? Боги
благие? Воры?”
Поднимаемся
все дальше в гору. Открывается
прекрасный вид на Прагу. „Город
как море”море крыш, о которых,
посылая изображение их Б.
Пастернаку, писала: „Долетела Ваша
открытка с крышами. - А все-таки я
Вас крышами перекричу! - нате,
любуйтесь!” (Б. Пастернаку, 10фев. 1923г.)
[См. примеч. 9, с.276.].
Опускается
„опаловый” вечер, в Праге
действительно „что-то летейское, в
ветвях, в мостах, в вечерах”.
Зажигаются
огни: одинокими звездочками - в
улицах старого города, разбросанно
скучиваются на окраинах, нитями
разливаются вдоль Влтавы.
Как бы
дым твоих ни горек
Труб, глотать его - все нега!
Оттого что ночью - город -
Опрокинутое небо.
Покинув
Чехословакию, Марина Цветаева всю
жизнь скучает по любимом городе.
„Как
я хочу в Прагу!... В жизни не хотела
назад ни в один город... а в Прагу
хочу очевидно пронзенная и
завороженная ... Я хочу той себя,
несчастно-счастливой, - себя - Поэмы
Конца и Горы, себя - души без тела
всех тех мостов и мест...” (Письмо к
А. Тесковой от 12 дек. 1927 г. [См.
примеч. 10, с. 57.].
Уже
никогда не удалось поэту увидеть
свой любимый город, но она
присутствовала в нем своей поэзией
в самое тяжелое время для страны.
Стихи к Чехии - последний
стихотворный цикл Цветаевой - был
создан ею незадолго до возвращения
на родину, в дни мюнхенского
сговора и захвата Чехословакии
германскими фашистами.
Работала
она над ним с ответственностью, ей
присущей: в процессе работы - масса
вопросов к Тесковой - об истории
Чехословакии, географии, о
названии горных пород, о том, где
добывается радий...
„И
еще просьба: страстная: пришлите
мне большое изображение моего
Рыцаря, другое - города, снятого с
Градчан, - чтобы весь город, с рекой
и мостами, а м.б. можно и с
Градчанами? ... эти два изображения
следовали бы за мной повсюду.” (Письмо
к А. Тесковой от 24. окт. 1938 г. [Там же,
с. 164.].
В это
тяжелое для Чехословакии время
Марина Цветаева верит в помощь
России; гражданственность ее
поэзии идет в это время в ногу с
левыми силами, ей ненавистны все,
кто бездейственно взирают на
происходящее.
„Бесконечно
люблю Чехию и бесконечно ей
благодарна, но не хочу плакать над
ней, ... а хочу ее петь” (Письмо к А.
Тесковой от 3. окт. 1938 г.) [Там же, с.
163.].
Стихи,
воспевающие любимый народ,
негодующие и протестующие, М.
Цветаева посылает Тесковой, просит
дать почитать чехам. И в ответ на
сообщение о получении их пишет: „Рада,
что стихи дошли - до глаз и сердца. Я
их очень люблю и они мне самой
напоминают ... те несмолчные
горночешские ручьи: так они и
писались - потоком.” (Письмо к А.
Тесковой от 26 дек. 1938 г.) [Там же, с.
178.].
Цензура
того времени помешала А. Тесковой
дать стихи в печать. Чешский народ
их услышал позже, когда в свободной
Чехословакии Марина Цветаева была
много раз переведена и издана,
когда поэзия ее зазвучала со
многих сцен поэтических клубов и
театров.
Открытие
мемориальной доски поэту на доме,
где жила М. Цветаева - (Шведская, 51),
совпало с радостным временем
бархатной пражской революции 1989
года.
В
память о русской поэтессе, которая
всем сердцем поддержала чешский
народ в один из самых тяжелых
моментов его истории, на доске были
отлиты слова М. Цветаевой,
обращенные к чехам:
Не
умрешь, народ!
Бог тебя хранит!
Сердцем дал - гранат,
Грудью дал - гранит.
Процветай, народ, -
Твердый, как скрижаль,
Жаркий, как гранат,
Чистый, как хрусталь.
21 мая
1939 г. Париж.
 |
Русская эмиграция в Польше и Чехословакии (1917-1945) | Фотоархив
| Балтийский Архив | К заглавной
|
